30 дней моей мести - Ирина Муравская

***

Возле телевизионного центра бесновалась толпа. В воздухе мелькали плакаты с признаниями в любви. Разрывали барабанные перепонки радостные вопли фанатов. Слепили вспышки собравшейся корреспонденции. И поклонников, и журналистов для надёжности сдерживали выставленные барьеры, которые добавочно караулила охрана по периметру, вежливыми подзатыльниками отрезвляющая самых рьяных. Смешно и нелепо. Сумасшедшие люди.

К главному входу с крутящимися стеклянными дверями вёл узкий коридор, возле которого то и дело тормозили дорогие машины, выплевывающие разодетых звёздных гостей. Как только из салона кто-то появлялся, чуть успевший утихнуть народ разразился новой тирадой. В какой-то момент девки радостно завизжали без предупреждения ― это на улицу вышел Кометов.

На фанатов он не взглянул, порция необходимого внимания уже была им предоставлена. Теперь певца заботила другая проблема.

― Где ты? Начало через десять минут, ― закуривая, бурчал он в телефон.

― Водитель говорит, две минуты. Мы где-то рядом, ― провибрировали динамики.

― Я у входа.

― Вот стой и жди. И не бухти.

Язва. Кирилл стоял и ждал. А что оставалось? Одна сигарета прогорела до фильтра, и её тут же сменила другая. Папарацци немного пощёлкали его, но однообразие кадров им быстро наскучило. От разглядывая собственных грязных ботинок прессу отвлёк двигатель приближающегося автомобиля. Отлично. Свежее мясо.

Дёрганный водитель, который мысленно уже попрощался с работой, хоть был и не виноват в опоздании, выскочил из салона, предупредительно открывая дверцу пассажирского сидения. Тлеющая сигарета вывалилась из открытого рта Кирилла.

Журналисты оживились, предвкушая очередную сенсационную статью. Такими темпами Ульяна скоро задаст новый тренд. Правда для этого ей придётся каждый свой выход в свет шокировать местную интеллигенцию.

― Эм… Что-то мне подсказывает, что мы не должны пускать тебя в таком виде на улицу, ― заметил Миша, задумчиво почёсывая двухдневную щетину. Старая бритва давно затупилась, а бог раннего старческого склероза запрещал купить новую. Кажется, подобные заботы в ближайшее время обещались перелечь на хрупкие женские плечи.

― Не должны. Но уж больно интересно, чем дело кончится, ― хмыкнули те самые хрупкие плечи. Саша сидела на краешке гримёрного столика и соблазнительно откусывала от длинной мармеладной верёвки, словно и сейчас позировала для какого-нибудь журнала. А ведь у неё получалось это совершенно неосознанно. Та ещё плутовка.

― Смирительной рубашкой?

― Нет, ну зачем так радикально. В целом, смотрится очень даже.

― Для той, кого схватил лишай? ― хихикнул друг, за что получил двойной неодобрительный взгляд. ― Да ладно, ладно. Но смотрится реально забавно. Дай что ли сфоткаю на память.

― Ты уверена, что… ― Сан Саныч жестом указала на декольте подруги, разглядывающей себя в зеркальном отражении. ― Может, что поскромнее?

― Нет. В самый раз.

Разговор происходил днём, в Мишиной студии, где тот проводил рабочие фотосъёмки. Пока помещение пустовало. Очередные красотки с обложки, которыми в основном он и занимался, запаздывали. Видимо, опять дрались за низкокалорийный салат в столовой. Но это и хорошо. У них было достаточно времени, чтобы поработать над образом Ульяны.

Здесь же, среди многочисленных вешалок со шмотками был найден и прикид, в котором она появилась из машины. Кроваво-алый короткий топ, перекрученный на шее, и длинная юбка в тон с разрезом от бедра ― наряда сексуальнее и придумать нельзя. Всё, что достойно того, чтобы обнажиться ― обнажилось. Всё, что должно было остаться сокрыто ― надёжно спрятано.

Часть татуировок насмешливо подмигивала, выглядывая из-под струящейся ткани. Кажется, они едва ли не впервые были обнародованы, и им нравилось оказаться в центре внимания. Матвеева шла к Кириллу под вспышки камер аки королева. Но он-то видел, что она едва сдерживала приступ неконтролируемого смеха, наблюдая за его реакцией.

― Зачем? ― только и развёл руками он.

― А, ― отмахнулась та. ― Совет на будущее: никогда не спрашивай девушку о причине её поступков. В большинстве случаев ответ тебе не понравится.

Кирилл, не заморачиваясь на свидетелей, задумчиво взял её за подбородок, внимательно разглядывая со всех сторон переливающуюся на свету… лысину.

― Слава богу, ― хмыкнул он. ― Я уж испугался, что в своём желании насолить мне, тебе хватит мозгов реально побриться.

― Сдурел? ― фыркнула Ульяна. ― Ты сегодня есть, завтра нет. А с волосами мне ещё жить. Но вечерок походить можно. Мы часа два убили пока её лепили.

― Лучше бы приехала ко мне, и мы бы убили время по-другому.

― Хочешь сказать, мне не идёт? ― Ульяна наслаждалась тем, какое впечатление производила и активно позировала, кокетливо помахивая в сторону нацеленных в неё объективов.

― Ну почему же? У меня вот секса с лысыми ещё не было. Это любопытно.

― А ты всё об одном.

― Две недели воздержания, простительно, ― страстный поцелуй размазал алую помаду по их губам. ― О, да. Мне это снилось.

― Как ты целуешься с Вин Дизелем? Да ты озабоченный извращенец.

― Никто не идеален, ― второй поцелуй стёр всё, что не съелось с предыдущего раза.

― И нахрена, спрашивается, я красилась???

― Я не знаю, ― третий поцелуй уже ничего не стирал, он просто доводил до ватных ног и восторженного скуления. У Кирилла была какая-то особенная манера поцелуев с прикусыванием, после которых хотелось начать раздеваться. ― Пошли. Скоро начало.

― Так я не поняла: тебе нравится или нет? Для тебя же наряжалась, ― запутавшуюся в ногах юбку обиженно поправили.

― Нравится, но в таком виде ты должна ехать прямиком ко мне, а не на людях показываться. Пошли, пошли. Кожа вон, уже гусиная. Ещё просквозит. Волос-то нет, греться нечем, ― её со смехом затолкали внутрь здания.

Живые гусеницы-эскалаторы подняли их на верхние этажи в большой зал, где за круглыми столиками с именными табличками уже медленно собирались гости. На полукруглой сцене заканчивались последние приготовления: проверялась аппаратура, настраивался свет, поправлялись декорации.

Ульяна с Кириллом пристроилась в первых рядах, но Кометов быстро сбежал за кулисы. Сразу стало неловко. Без него и прикид, и грим казались до ужаса тупыми. От косых взглядов хотелось спрятаться под стулом, и лишь врождённая вредность заставляла Матвееву оставаться на месте с держаться с высокомерием.